С генеральным директором ОАО «Вятич» Николаем Курагиным мы встретились за пару недель до Новогодья. В конце года принято подводить итоги и намечать планы на будущее. Однако разговор получился многогранный: обсудили и антиалкогольную кампанию, и взаимодействие местных производителей с федеральными сетями, и сложности семейного бизнеса. Наконец, Николай Витальевич раскрыл секрет, почему он не идет в политику. Но обо всем по порядку.

На проходной административного здания «Вятича» строгая вахтерша вежливо напоминает нам с фотографом: «Не забудьте, пожалуйста, вытереть ноги!» В глаза бросаются стерильная, как в больнице, чистота и порядок. В коридоре, перед офисом гендиректора, – наряженная елка. Но атмосфера приближающегося праздника не мешает размеренной работе сотрудников, которые снуют туда-сюда с документами. Мимо стены с дипломами всех уровней проходим в кабинет генерального. Курагин встречает нас. Он подтянут, строг, но приветлив.

– Николай Витальевич, позвольте начать с поздравлений. Вы признаны «Лучшим работником по профессии 2012 года»…
– Спасибо, но эта победа – не только моя заслуга. В моем лице награжден весь заводской коллектив, который отлично поработал. За 10 месяцев этого года одних только налогов ОАО «Вятич» перечислило в бюджет более 800 миллионов рублей. Мы оказываем поддержку в проведении различных общественных мероприятий, участвуем в благотворительных акциях. Все это, наверное, и способствовало тому, что наше предприятие было отмечено на этом конкурсе.

– Год 2012-й был сложным для предприятия?
– Главное то, что мы смогли продолжить работать в современных российских условиях. Сложный ли был год? У нас в стране, наверное, начиная с 1917 года, каждый год сложнее другого.
Тут Курагин сам задает мне вопрос. Интересуется, какое пиво я пью. Искренне отвечаю, что «Вятич». Потому как по соотношению «цена-качество» напиток вполне удовлетворяет.

– А почему тогда в магазинах есть пиво по 120 рублей за бутылку 0,5 лит­ра? – снова спрашивает Николай Витальевич.
– Наверное, раз оно есть, то и на него есть спрос, – отвечаю.

– Пиво за 120 рублей есть на полках магазинов и находит своего покупателя, потому что люди слишком доверяют телевизору, – разъясняет свое мнение Курагин. – В 1998 году мы поехали с одним из руководителей Кировской области искать инвестора для завода. В то время покупкой заводов для компании «САН Инбев» занимался американец Джо Стрелла. И он говорит нам: «Нет, ребята, вы дорого просите за «Вятич», я лучше куплю Клинский завод». Мы начали говорить ему, мол, в Клину вода плохая, да и этот город никто не знает, а у Вятки все-таки шестисотлетняя история… На что он улыбнулся и пообещал: «Вы все у меня будете пить пиво «Клинское». Знаете почему? Потому что россияне смотрят телевизор намного больше, чем все остальные нации в мире. Другой причиной, по которой русские будут брать «Клинское», Стрелла назвал то, что наш народ падок на рекламу импортных брендов. И «Клинское», как вы сами знаете, стали пить от Калининграда до Находки.
– Да уж, помню массированную рекламную атаку под слоганом «Кто идет за «Клинским»? – припоминаю я.
– Реклама работает только тогда, когда она воспринимается. Но, знаете, баварцы всегда отдадут предпочтение своему пиву, произведенному в Баварии. И, наоборот, берлинцев трудно заставить пить баварское пиво, какое бы оно хорошее ни было. Немец никогда не будет выбирать между «Дольче Габана» и неизвестным брендом, если цена будет дешевле. А русского спроси, какой он будет брать ремень – надежный и качественный фаленский или от «Дольче Габбана»? Он обязательно возьмет «Дольче Габбана». Все потому, что у русских такой менталитет, такое восприятие мира. Мы всегда реагируем на иностранное. К примеру, нам говорят, что «сделано в Германии», и мы уверены, что это хорошо. А всегда ли действительно хорошо? Поэтому вопросы есть и к правительству, и к самому обществу… Мы говорим, что сейчас воплощаем в жизнь антиалкогольную кампанию. Конечно, я не знаю, каковы истинные причины борьбы с пивом, с легальным алкоголем. Может быть, это просто не наш уровень, это уже горизонты руководства страны. Но нельзя забывать в этой борьбе, что алкоголь является культурой нашего народа, что бы там ни говорили. Если алкоголь – не часть культуры, то тогда давайте Новый год встретим без шампанского.

– Ну, это вряд ли получится…
– А теперь давайте посмотрим на структуру потребления алкоголя, – продолжает Курагин. – Вот убрали пиво из ларьков, но даже в киосках «Роспечати» в России торгуют настойкой «Перчик». Кроме того, по данным Роспотребнадзора, за 9 месяцев 2012 года в регионе зарегистрировано 710 случаев острых отравлений алкоголем и его суррогатами, 298 из них закончились летальным исходом. По сравнению с 2011 годом смертность повысилась на 21,2 %. Мы всегда задаем такой вопрос: «Назовите хотя бы одного человека, который отравился пивом, за сто лет». В ответ тишина. Не могут назвать. Потому что не было случаев с летальным исходом, когда человек бы отравился пивом и умер от этого отравления. Можно говорить, что травятся алкоголем отбросы общества и так далее. Но это не так. Я сам, бывает, прохожу мимо рюмочных и вижу там, например, бывших работников облисполкома, администрации, бывших артистов. Сегодня киоски дают доходность до 10 тысяч рублей в сутки только за счет этой перцовой настойки.

– Наша страна уже все это проходила, но снова идет прежним путем, запретами, – соглашаюсь я.
– Вот именно! А пивзаводы всегда строились для создания альтернативы крепкому алкоголю. У нас в 30-е годы продавалась дешевая водка «Рыковка». Народ спивался. И Сталин с Молотовым распорядились увеличить производство пива. Или вы знакомы с историей английских пабов? Герцог Веллингтон, разбивший Наполеона при Ватерлоо, в 1828 году был избран премьер-министром. И он сразу взялся за искоренение алкоголизма среди рабочего класса. Только там пили не водку, а джин в ужасающих масштабах. Люди продавали последнее, чтобы опохмелиться, уровень преступности был высочайшим. И вот любителей выпить Веллингтон решил пристрастить к пиву. Закон о пиве 1830 года отменил все налоги на хмельной напиток и позволил гражданам открывать пивные, не покупая лицензии. Через полгода в Британии было открыто 24 000 пабов. Сейчас в Великобритании 60 000 пабов! Кстати, распространение культуры пабов совпало с растущим движением за трезвость. И оно не предполагало полный запрет алкоголя. Скорее, оно боролось за умеренность в потреблении алкоголя среди рабочих. И речь шла о том, что пиво заменит джин. Через некоторое время потребление алкоголя и преступность в Британии пошли на спад. Если вернуться к современности, то у нас есть документы, приказы по заводу, когда в 1987 году было предписано в течение месяца вырезать все пивное оборудование. И есть другой приказ, 1990-го года, где значится: в течение двух недель все оборудование восстановить. Вообще, если говорить о борьбе с пьянством, это вопрос социальный. Почему в советском прошлом на полках магазинов стоял «Агдам» за 1 рубль 22 копейки и мы, молодые парни, не спивались? Сейчас же говорят, что народ спивается, потому что есть доступность алкоголя. Но ведь в то время тоже все было. Общество, а в особенности молодежь, нужно занять. К примеру, в Зуевке в советское время было 11 хоккейных коробок. Любой желающий мог прийти на эти коробки и совершенно бесплатно поиграть в хоккей. Мы ходили во все спортзалы школ, спортзалы депо. Теперь возьмем Германию. Если взять нормативы Германии, к примеру, Баварии, то мы увидим, что там на 10 тысяч населения должен быть один каток с искусственным льдом. Если мы разделим 500 тысяч на 10, то получается, что в Кирове должно быть 50 катков с искусственным льдом. Возьмем бассейны. В Германии на 30 тысяч человек должен быть 1 бассейн. Выходит, что в Кирове должно быть 17 бассейнов. И они должны быть открыты для всех за символическую плату. Что касается спортзалов. Норматив Германии – 1 на 5 тысяч населения. Проецируем на Киров – получается, что в нашем городе должны быть 100 спортивных залов. А что мы имеем?

– Ну, начали строить ударными темпами: Дворец единоборств, бассейн, крытый каток…
– Соглашусь, но этого мало. Наши власти предлагают одни ограничения: уберем пиво из ларьков, уберем то, другое. Но тогда нужно все убрать! Давайте уберем и дихлофос, всю бытовую химию… Это не выход. Надо поставить 50 катков, 30 бассейнов, 100 спортзалов со свободным входом. С тренерами. В советское время были энтузиасты, которые бесплатно работали с молодежью…

– Если говорить о последствиях антиалкогольной кампании для вашего предприятия, чем она для вас аукнется?
– Безусловно, за последние два месяца мы снизили объемы производства на 20 процентов. Но я знаю, что пройдет лет пять, и надо будет по новой все восстанавливать. Но какие будут последствия? Во-первых, что самое страшное, мы потеряем часть населения, которое потравится суррогатами и нелегальным алкоголем. Во-вторых, мы разовьем теневой алкогольный рынок.

– Тогда, по вашему мнению, какими методами нужно бороться с пьянством?
– Понимаете, человек должен сам отказаться от алкоголя. Напомню, мы наш разговор начали с того, что алкоголь является частью культуры русского народа. Знаете, я часто участвую в разных дискуссиях, где, например, представители церкви говорят: «А давайте вместо употребления алкоголя будем молиться!». Может быть, есть люди, которые с помощью молитвы уходят в транс. А другие предлагают альтернативу алкоголю: «Давайте будем бороться – есть для этого построенный Дворец единоборств!» Есть, конечно, такие, которые от борьбы получают, скажем так, удовольствие. Но то, что алкоголь — часть культуры нашего народа, от этого никуда не деться. И борьба с чрезмерным употреблением алкоголя не должна вестись путем одних запретов. Нужно думать об альтернативе. Необходимо не на словах, а на деле создавать условия для развития предпринимательства, обеспечивать занятость населения, его культурный отдых. Причем эта возможность должна быть у всех, независимо от уровня дохода.

– Как складывается взаимодействие «Вятича» и федеральных торговых сетей?
– Я бы назвал федеральные сети убийцами производств. У них вообще другая модель работы, отличающаяся от местных сетей. Их прибыль от торговли не является основной – они зарабатывают на продаже акций, на Cashflow (денежный поток). Я опять приведу для сравнения Германию. Там есть норма – один квадратный метр продовольственной площади на жителя. Возьмем город Киров, в котором, грубо говоря, проживает 500 тысяч населения. То есть в Кирове должно быть 500 тысяч квадратных метров продовольственных площадей, которые бы контролировались нашим департаментом предпринимательства и торговли. (Тут даже вспоминается лозунг в одном американском штате «В Техасе должны править техасцы!»). И 50% полок этих продовольственных площадей должны принадлежать местным предпринимателям. Нацию нужно занять. Если в Германии семья делает йогурт или сыр, то каждый ее член вовлечен в производственный процесс. Если завтра не дать им заниматься этим бизнесом, то что они будут делать? Они пойдут на улицы жечь факела, митинговать. Это же все пройдено западными государствами.
Федеральные сети никогда не поставят йогурт нового производства на полку. Вы можете сказать, что, мол, конкуренция, но вовсе не в этом дело. Федералам даже лень забивать лишний артикул. Программа настроена так намеренно. Есть федеральные бренды, которые рекламируются и продаются. Поэтому они не связываются с лишним производителем, это для них лишние затраты. В этой ситуации власть должна сказать: нет, ребята, мы вас проконтролируем! Для местных производителей тоже должны быть свои квад­ратные метры! А власть даже не знает, какое количество продовольственных сетей у нас есть. Сносят киоски, дескать, у нас в некоторых районах города перегруз ларьков. И надо перенести их в те районы, где их нет. Но ведь покупатель голосует рублем. И киоск сам отомрет, если к нему покупатель не пойдет. Как искусственно чиновник может решать, что, например, киоск у Драмтеатра не нужен, а нужен он в Чистых прудах? Давайте мы оставим право выбора человеку, который голосует рублем. А что произойдет дальше, когда будут скуплены оставшиеся магазины? Резко повысятся цены, что и прогнозирует Запад.

– Николай Витальевич, а почему вы не идете в политику? Многие считают, что это хорошая возможность отстаивать свои интересы и интересы своего бизнеса.
– Когда мне было 33 года, я занимал пост первого секретаря райкома партии. И там я столкнулся с тем, что в политике нужно говорить полуправду. Знаете, как меня избрали? Я 7 лет работал директором свинокомплекса, потом партия меня поставила директором совхоза «Мухинский». В Зуевку направили. С целью побыстрее обустро­иться я начинаю нестандартно работать. Но вместо того, чтобы меня уволить, избирают первым секретарем РК КПСС. Так вот, приходят ко мне бабушки, которые просят на улице установить колонку. Я как человек-технократ говорю: «Сделаем вам, бабушки, колонку!» Прихожу к начальнику вагонного депо и прошу у него трубы для колонки. Он говорит: «Не дам». Я ему: «Тогда мы тебе партийный выговор «влепим»!» В итоге колонку мы сделали, хоть я и разругался с руководителями предприятий. Меня вызывают в обком партии и говорят, что я не должен был делать эту колонку. А должен был бабушкам внушить, что без колонки-то жить гораздо лучше. Вот и в политике так. Ты же не можешь прийти к токарю и, пообещав заплатить 30 тысяч, дать ему только 15. Что токарь может в такой ситуации сделать? Может, даже и по лицу съездить. В политике же нужно уметь говорить полуправду. И для политики необходим определенный тип людей, которые эту полуправду умеют говорить. Во-первых, эти люди должны быть экстраверты, которые, что называется, глаголом жгут сердца людей. А я технократ и хозяйственник. Хотя, вы знаете, было технократическое правительство в Испании, когда ее вытаскивали из кризиса. И, может быть, и России когда-то потребуются технократы. Да, это будут люди с непопулярными решениями. К примеру, взять ситуацию с обустройством улиц. Будучи представителем власти, ты же обязательно войдешь­ в конфликт с дорожниками, еще с кем-то… Меня постоянно приглашают в депутаты. Но этим нужно заниматься профессионально. У меня же пока есть работа. Да и я считаю, что лучше быть самостоятельным. Как там в песне поется: «Господи, не дай перейти Из жизни вольной В команду смирных».

– А вы состоите в какой-нибудь партии?
– Да, я член КПСС и «Единой России».

– Николай Витальевич, насколько трудно заниматься семейным бизнесом? Общее дело объединяет? Или, наоборот, больше проблем, ссор, конфликтов?
– В бизнесе родственников быть не должно. Может быть, в трудные моменты приходится опираться на надежных людей. И тут ты начинаешь опираться на семью и родственников, они входят в бизнес… Но так не должно быть. Да, у нас так сложилось, но…значит, где-то я поступил неправильно. Как говорят – хуже друзей в бизнесе только родственники, хуже родственников – близкие родственники. В идеале должно быть так: если дети сами чего-то добьются в других компаниях, дорастут хотя бы до начальника отдела, тогда их можно приглашать к себе.

– Год назад в интервью нашей газете ваш сын, Илья Николаевич, сказал, что одна из самых главных проблем, с которой он столкнулся в Кирове, занимаясь бизнесом, – это дефицит квалифицированных кадров. Вы согласны с ним?
– Ну это смотря какую планку ты будешь держать. На мой взгляд, руки испортил бюджет. Что такое руки немца, руки швейцарца? Лео, наш консультант, знаменитый пивовар из Германии, который к нам приезжает на завод, говорит: «Вы никогда в России не научитесь на стройке делать три вещи: полы, вентиляцию и крыши». Я спрашиваю его: «Почему?» – «Потому что там слишком много тонкостей и нюансов, вы же меряете всегда километрами и кубометрами».
Поэтому человек, допустим, на бюджете делает плохой асфальт, кое-как делает крыши. А потом он идет к вам в квартиру делать ремонт. Вы начинаете придираться к его качеству работы, он отказывается у вас работать и уходит от вас. В этом разница рабочих рук русских и, скажем, швейцарцев.
Еще такой пример: на нашем сайте очень много предложений по строительным работам – по рыночным ценам, но желающих не слишком много. А за бюджетные деньги идет борьба. Разница в том, что в нашем случае их надо зарабатывать, а там – осваивать!

– А вы, Николай Витальевич, какие качества цените в сотрудниках?
– Преданность делу и профессионализм. Человек должен уметь признать, что вот это умеет делать и сделает качественно, а вот то – не умеет. А у нас как? Есть такие «специалисты широкого профиля», которые заявляют в глаза: «Я умею все, даже умею руководить государством!»

– Какой вы руководитель?
– Я придерживаюсь авторитарных методов руководства, потому что так воспитан. Воспитан той системой. И система доказала свою эффективность. Возьмем любой район. У нас ведь остались те хозяйства, где руководитель авторитарен… А где голосуют всем колхозом за принятие каких-то решений, получается коллективная безответственность.

– То есть ваш метод – скорее, кнут, нежели пряник?
– Ну, зарплата – это ведь пряник? Конечно, надо бы побольше пряников. Самое важное в жизни для человека – это признание. Но практика показывает, что особенно вятского человека нужно постоянно будить. Что и происходит, скажем, в колхозе, когда ранним утром бригадир идет по деревне и по окнам стучит: «Так, Анна, чего это ты сегодня заспалась..?» Мы все немного медлительные. Это хорошо и плохо одновременно.

– В чем же плюсы медлительности?
– Смотрите сами: в Нижнем Новгороде развалили колхозы, а мы их оставили и, по крайней мере, себя обеспечиваем молоком. Мы же даже, по-моему, и Советскую власть приняли не сразу. Года через три только. Может быть, медлительность эту нам дает север. А еще севернее, в Воркуте, к примеру, люди еще медлительнее.

– Отдохнуть удается? На рыбалке, к примеру, давно были?
– Я не знаю, откуда все решили, что я увлекаюсь рыбалкой. Знаете, с чего началось это мое увлечение? Однажды мы с шурином (братом жены), друзьями зашли в рыболовный магазин, чтобы купить крючки. В итоге вышли с лодкой и мотором. Просто продавец был очень хороший (Курагин улыбается). Потом, когда увидели, что я все это купил, кто-то пустил слух, что я увлекся рыбалкой. У меня дома спиннингов штук 30 – друзья надарили. А что касается рыбалки, то, например, в этом году ни разу не удалось выбраться.

– А где вообще рыбачили?
– Ездил под Советск, под Сорвижи, под Арбаж на Вятку. Но для меня не улов главное, а процесс. Люблю смот­реть на водную гладь, на поплавок и медитировать, мысли обнулять.

– Николай Витальевич, скоро наступит, наверное, самый добрый праздник – Новый год. Что он для вас значит?
– Новый год для меня – это определенный рубеж, когда подводишь итоги, ставишь задачи на будущее и это…новые налоги. Безусловно, есть традиции. Это семейный праздник, и встречать я его буду дома, с семьей.

– Какие первостепенные задачи ставите на следующий год?
Поскольку с пивом не все понятно, мы сейчас намерены расширить линейку кваса. Тем более, у кваса есть предпосылки для роста. Ну и посмот­рим близлежащие, в радиусе 500 километров, регионы, где мы еще не присутствуем.