Крупному бизнесу удалось предотвратить превращение Федеральной антимонопольной службы (ФАС) в сверхвлиятельное ведомство. К такому выводу пришли некоторые эксперты после того, как в Госдуму поступили замечания Владимира Путина к уже принятому в первом чтении законопроекту «О защите конкуренции»

Однако глава ФАС ИГОРЬ АРТЕМЬЕВ убежден, что президент не просто поддержал законопроект, но и предложил еще больше расширить полномочия его службы. Об этом он заявил корреспонденту Ъ ИРИНЕ ГРАНИК
– Разработанный вашим ведомством новый антимонопольный закон подвергся резкой критике со стороны президента. Владимир Путин даже указал на его потенциальную коррупционность. Вы согласны с президентом?
– Новый закон существенно снижает административное давление на бизнес. Малый и средний бизнес мы практически вывели из-под нашего контроля и в 15 раз сократили количество документов, которые необходимо представлять. Что говорится в письме президента? Просто что этого недостаточно. Президент еще выше поднял планку. Это нас не пугает, потому что это движение в том же направлении, которое нами было избрано.
Основополагающие положения закона – о контроле за коллективным доминированием, о снижении максимального порога экономической концентрации, о контроле за сговорами и так далее – не затронуты замечаниями президента. Со всеми фундаментальными опорными положениями закона президент в принципе согласен. И предлагает лишь откорректировать ряд позиций, которые призваны в еще большей степени защитить от действий государства добропорядочный бизнес.
Еще раньше было установлено, что у нас в 150 раз увеличивается порог экономической концентрации. Разрешение ФАС на проведение сделки теперь надо получать, если компания владеет активами свыше 3 млрд руб. В новом законопроекте, принятом Госдумой в первом чтении, мы пошли еще дальше: даже если у вас активы больше 3 млрд руб., но вы приобретаете небольшую компанию стоимостью 30 млн руб., обращаться в ФАС не нужно. Президент считает, что надо идти дальше, то есть надо еще больше не самых крупных сделок вывести из-под антимонопольного контроля. Мы и сами это хотели предложить ко второму чтению закона. По нашим расчетам, этот порог приобретаемой компании сейчас можно поднять в пять раз, то есть будет не 30 млн руб., а 150 млн руб.
Президент также предложил поднять порог для определения компаний, участвующих в коллективном доминировании. Ранее мы предложили установить, что компании не могут быть признаны коллективно доминирующими, если их доля на рынке меньше 5%. Откуда взялось 5%, я уже ранее объяснял. Мы хотели, чтобы «Роснефть», у которой рыночная доля была около 5% до покупки «Юганскнефтегаза», попадала в систему коллективного доминирования. Но чтобы подчеркнуть, что коллективное доминирование будет применяться на незначительном количестве специфических рынков, мы ввели в закон четыре качественных критерия рынков, на которых может возникнуть коллективное доминирование. Прежде чем обвинить кого-то в злоупотреблении коллективным доминированием, ФАС должна доказать, например, что на рынке имеется неэластичный спрос на товары, что рынок олигопольный. Так что опасения бизнеса, что по этой норме можно будет привлечь к ответственности любую компанию на любом рынке, беспочвенны. Таких рынков всего 1-2%. Президент решил, что 5% – это низкий порог. Мы готовы увеличить его до 10%. Важное замечание высказано в отношении необходимости сделать в законе исчерпывающий список группы лиц, то есть, по сути, аффилированности компаний. Везде в мире этот список является открытым, но и везде существуют опасения компаний по этому поводу. Для 99% случаев, с которыми мы сталкиваемся на практике, тех 15-20 прописанных в новом законе ситуаций аффилированности достаточно. Давайте закроем перечень, это снизит риски для предпринимателей, и пусть Запад равняется на нас.
– Многие крупные компании говорят, что с помощью этого закона вы не стимулируете конкуренцию, а лишь добавляете себе полномочий.
– Крупный монопольный бизнес, особенно вхожий во властные сферы, всегда будет нас ругать, если мы будем хорошо работать. А если будем плохо работать, они все будут к нам относиться хорошо и вытирать о нас ноги.
Что касается стимулирования конкуренции, то президент в своем письме посоветовал нам конкретно описать содержание действий, направленных на это. Это очень важно. Все привыкли к тому, что мы выдаем так называемые поведенческие условия. То есть, например, мы разрешаем сделку по покупке двух алюминиевых заводов, но вводим обязательный свод правил поведения в защиту конкуренции для сформированной интегрированной структуры. Сейчас эти поведенческие условия выдаются на основании общих норм законодательства, а мы давно хотели их ввести в закон, но не могли прорваться через систему согласований. Теперь типологию поведенческих условий мы внесем прямо в закон. Второе. У нас есть упоминание в законе, что мы имеем право выставлять компаниям при слияниях так называемые структурные условия. Они широко применяются, например, Еврокомиссией. Смысл их простой: хочешь приобрести этот актив при монополизации – продай тот. Мы сейчас пишем в законопроект дополнительную статью с этими условиями. Это будет очень большим прогрессом в совершенствовании закона.
Теперь о расширении полномочий. На самом деле мы, практически выведя из-под контроля малый и средний бизнес, сузили поле контроля. Но контроль в оставшемся сегменте будет жестче, у ФАС будет больше полномочий по проверочной деятельности, будут более жесткие санкции за нарушения. Если будут поддержаны наши поправки в Административный кодекс, штрафы увеличиваются с 5 тыс. МРОТ (500 тыс. руб.–Ъ) до десятков миллионов долларов. В этом смысле полномочия ФАС по контролю увеличиваются, но решать вопрос о штрафе будет суд. Когда будут внесены изменения в закон о недрах и в Земельный, Лесной и Водный кодексы, мы получим более инструментальный и предметный контроль за концентрацией в сфере природных ресурсов и недр. Но и в этом случае все дела решаются через суд. В любом случае, пока президент, правительство и парламент считают, что ужесточение антимонопольного контроля в отношении нарушителей необходимо, мы работаем в этом направлении. Более того, президент в своем письме предлагает еще больше расширить наши полномочия. В письме говорится, что в наши функции должно входить не только предупреждение нарушений, но и их пресечение.
– И вы, конечно, готовы к этому? – Мы не хотим пугать бизнес тем, что у нас будут какие-то оперативные функции. Мы работаем сейчас вместе с МВД, используя его полномочия. Я думаю, что размножение силовых органов вредит российской экономике. Хотя оперативно-розыскные функции есть у всех антимонопольных органов в Европе, Америке и даже Азии и Африке. Там не милицию зовут, а сами все делают. А иначе картели не раскрыть. А картели очень опасны. Если несколько монополий договорились между собой, а еще хуже – с властью, то между ними и властью не то что птица, а электрон не пролетит. От таких сговоров населению становится совсем плохо. От государственно-монополистического капитализма и возникают революции, которых в ХХ веке было немало.
– А что вы скажете на замечание президента о размытости формулировок в законопроекте, в частности, при определении монопольно высокой или низкой цены, о том, что это тоже способно усилить коррупцию?
– Мы согласились, чтобы наше ведомство прошло тестирование независимыми экспертами на наличие коррупционного потенциала, и я сторонник постоянной работы в этом направлении. Многие определения законопроекта, которые кажутся размытыми, являются общепринятыми в международном антимонопольном законодательстве. Все они соответствуют определениям ВТО, Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГАТТ), ведь мы следуем президентскому курсу на вступление в ВТО. Но дело даже не в этом. В нашей сфере очень опасно введение количественных факторов. Если мы хотим сделать антимонопольную политику тормозом экономического прогресса, то нужно ввести количественный параметр в определение монопольно высокой цены. Некоторые говорят: установите, что повышение более чем на 20% и есть признак монопольной высокой цены. Давайте рассмотрим такой пример: компания 20 лет разрабатывала противораковый препарат, вложила в него миллиарды долларов. Эффективность препарата в миллион раз выше, чем прежних препаратов, а стоимость выше в 10 тыс. раз. Кроме этой компании, никто подобных препаратов не выпускает. И что? Получается, нам придется эту компанию наказывать. Так можно остановить процесс и вытеснить нормальный бизнес за границу. Поэтому мы должны лишь говорить о необоснованном росте цен относительно цен, которые могли бы быть в конкурентных условиях либо на сопоставимых рынках. А в законе уже сейчас довольно много необходимых критериев. Сохраняется же правило 35% – компании с более низкой долей на рынке не могут быть признаны доминирующими. Но мы по требованию президента будем вводить дополнительные качественные критерии, которые позволили бы более точно ориентироваться в этом законе.